Небесные странницы (рассказ)

Василий Козлов

Поехал в гараж, достать из подвала морковки. Машины у меня нет. Мы храним овощи у подруги жены, Валентины. Они с мужем построили гараж в кооперативе, Геннадий выкопал большой подвал, залил бетоном. Сделал все старательно и навсегда. Двойной потолок позволял не только хранить овощи в любые холода, но думаю, в будущем и бомбардировки пережидать, поможет. Трудолюбивые, честные, работящие готовились жить надежно и счастливо.

В один из вечеров Геннадий возвращался с дачи. На конечной остановке в Марково к нему привязались какие-то пьяные великовозрастные недоросли, избили его жестоко за то, что у него не оказалось денег, а им были нужны для продолжения праздника.

После операции, после долгого лежания по больницам, он перестал узнавать родных, стал учиться говорить заново, как ребенок, не выходил из дома, да и дома его нельзя было оставлять одного, он потерял всякое представление о реальности.

…Путь к гаражу неблизкий. Доехал на автобусе до бульвара Конева, затем пешочком до центральных ворот стадиона «Рекорд», дальше лесочком мимо спортивных хоккейных и футбольных полей до железной калитки гаражного кооператива.

День был сырой и серый, ночью слегка присыпало землю крупким снегом, который тут же и растаял, морозов в этом году осенью не было, зеленая высокая трава переплетенная с прошлогодней увядшей, высоким валом лежала вдоль тропинки.

Я как циклоп, нацепил на лоб китайский фонарик, электричества в гараже нет, спустился в подвал, нагреб в полиэтиленовый пакет из рогожного мешка моркови, уложил его в рюкзак и отправился обратно.

За оградой — под уклон, — а затем вдоль стены гаража, выложенной из мощных бетонных блоков, уже использовавшихся и привезенных с какой-то другой стройки.

Стадион приютился в матерой сосновой роще, столетние сосны в два обхвата стояли степенно сторонясь друг дружки. На одной из них прямо над тропой — большая кормушка. Какой-то добрый умелец смастерил ее основательно и на совесть с узорной крышей, с небольшими окнами и дверцей, которую можно было открывать, но за ненадобностью она всегда бывала закрытой, вмерзая за зиму в набитый ветром в щели снег, но под крышей всегда было просторно и было, куда насыпать горсть другую принесенных с собой семечек или иного корма. Настоящий птичий дворец!

Иногда в спешке, я забывал взять что-нибудь для птиц и тогда шел вдоль забора к неглубокому овражку, размытому вешней водой, по его краям росли лопухи, на будыльях торчали всю зиму над сугробами липучие семена, и я набирал лопушиных шишек, растирал их ладонями и высыпал на деревянное дно.

В начале весны я пошел в подвал собрать остатки овощей, прибраться возле гаража, за зиму накопилось снега и всякого мусора. Уже издалека пытался высмотреть возле заветной сосны гаичек, синичек или поползней, а может и белки порадуют своим веселым щелканьем и любопытством, они здесь давно поселились.

Снял перчатку, запустил руку в карман куртки, чтобы нагрести семечек. Домик был прибит с противоположной стороны сосны, издалека его не было видно, но когда я поравнялся – домика не увидел, кора была содрана в местах крепления, да торчали из кирпичных ссадин ржавые шурупы, а в стороне, на полянке, угадывалось, занесенное подтаявшим снежком кострище.

«Боже мой, здесь же хватает упавших деревьев, сухих веток, можно легко запалить костерок для первоначального согрева».

Иногда, проходя мимо, я замечал: в стороне кучковались смурного вида компании, находившие укрытие между мощных стволов: до магазина недалеко и полиция не побеспокоит.

Кому помешала птичья кормушка? Неужели сожгли? Лучше бы какой-нибудь завистливый и никчемный человек оторвал и унес ее на дачу или приладил во дворе коммунального дома на радость детворе и неравнодушным жителям…

…Прошел метров десять с опущенной головой и вдруг слышу звонкое: «цик-цик», «цик-цик». Перед глазами замелькал поползень, — я отшатнулся от неожиданности, от шума крыльев — так близко, что казалось, он хотел сесть мне на голову или на плечо. Оживил меня. А у меня ничего нет. С тех пор как исчезла кормушка, я перестал брать с собой семечки, да и наших зимующих соседей не встречал больше возле этой сосны. А тут и белка припрыгала к самым ногам и вопросительно замерла, вскинувшись грудкой с поджатыми лапками, смотрит в глаза. И гаичка подлетела вплотную, как будто знала меня всю жизнь свою короткую, уселась рядом на кустик рябинки. Постоял я недолго под рюкзаком, ноша давит, надо идти. расчувствовался и даже решил как-нибудь прийти с внуками и соорудить новый птичий домик.

Стало светло и чисто на душе, значит, кто-то продолжает их кормить, если не утратили доверчивости к человеку и надежды в поисках скудного пропитания эти зимующие с нами малые небожители, эти невольные учители милосердия, сострадания, напоминающие нам о небесном нашем родстве…

***

Полтиннички вразлет и сотенки,
Карман, прости!
Голодные, холодные, и всё-таки
Покормим птиц!

И крошки со стола, и что не съедено,
Собрав в горсти,
За то, что стали нашими соседями,
Покормим птиц!

Тем паче, если молимся и веруем
Не напоказ,
– Покормим птиц! – и Небо
Накормит нас.

Это стихотворение написано умирающим поэтом Борисом Архипкиным. Он и сам в этой жизни был не от мира сего, он был, как принято говорить в таком случае, «белой вороной». Он не сумел создать семью, у него не было детей, он сам был восторженным ребенком, шарахавшимся от чужих бранных слов, как от удара, и я, да думаю и никто никогда не слышал от него ни злых, ни обидных слов. Может быть, он был среди нас единственным, кто исполнил заповедь — будьте как дети — до конца.

Эти стихи — его завещание. Как это было важно для него, если он думал о бедных наших небесных странницах в последние дни своей земной жизни!

Рассказ Василия Васильевича Козлова опубликован в православной газете «Мир всем» Харлампиевского храма г. Иркутска (№ 1 (1) 2019).