Герман Аляскинский. Для любви не найдена цена…

Помню, во время Крестного хода «Байкал – дар Божий» вечером, в тихое и блаженное время отдыха, Эраст Бутаков затеял такой разговор: как мы, иркутяне, должны жить и ощущать себя в нашем городе, если по его улицам за небольшим в триста пятьдесят лет ходило столько святых! А сколько святых? Стали считать. Герасим, который был строителем Вознесенского монастыря, Иннокентий Кульчицкий, Софроний Кристаллевский – епископы иркутские, Варлаам Чикойский бывал в Иркутске, Иннокентий Вениаминов – учился, жил, бывал впоследствии проездом, креол (сын русского и алеутки) Яков Нецветов… Недавно мы для себя открыли двух святых, родившихся в Иркутске – Парфения и Антонину Брянских, расстрелянных за Христа в послереволюционное время…

А я добавил имя Германа Аляскинского. О нем и хочу рассказать.

Для любви не найдена цена

История двух современников – преподобного Германа и камергера Резанова

Наша память никогда не свяжет имена валаамского монаха Германа, участника первой православной миссии на Аляске, и романтизированного еще в советское время командора-обольстителя Николая Резанова. Тем не менее, они были знакомы, общались и должны были – каждый по-своему – выполнять общее дело на Аляске.

Впервые они встретились в 1794 году. Вместе ехали из Петербурга в Иркутск. Впрочем, «вместе» не то слово.  В одно время, в одном направлении, к одному человеку.  Масон Резанов, делающий чиновничью карьеру семимильными шагами, ехал в Иркутск для инспекции деятельности промысловой компании Григория Шелихова, черноризник Герман в составе православной миссии, руководимой Иосафом (Болотовым), – тоже к Шелихову, чтобы продолжить после иркутских сборов в доме купца командировку на Аляску.

Шелихов предложил, Екатерина Вторая разрешила, Синод благословил первую православную миссию в Северную Америку. Шелихов брал все расходы на себя. Он понимал, что постоянные поселения на Аляске невозможны без церкви. Люди, которым предстояло жить и работать вместе – русские поселенцы и коренные жители полуострова, должны были в своих суждениях о том, что хорошо, а что плохо, иметь единую систему координат. Кто мог установить такую систему? Только вера. Шелихов уже позаботился о выборе места для постройки церкви, собрал все, что нужно для ее устройства.

Более того, за дефицитом грамотных специалистов (на Аляске было в ту пору  около трехсот русских, причем они должны были решать грандиозные задачи по поиску полезных ископаемых, развитию земледелия, строительству зданий и флота, обучать местное население тому, что умели сами, и, разумеется, выполнять главное дело компании – промышлять морского пушного зверя) Шелихов рассчитывал если не на помощь, то на советы иноков, за плечами которых был и мирской опыт.

Шелихов очень ценил людей, которые знали свое дело, умели работать. На протяжении всей своей жизни он создавал, как сейчас говорят, команду, которой доверял, на которую мог положиться. Иначе бы он и не смог организовать свою компанию, деятельность которой охватывала три континента: Азию, Америку, Европу. Григорий Иванович специально пригласил миссионеров в свой дом в Иркутске, чтобы понять, что это за люди, рассказать им об Аляске, подготовить их к встрече с другим народом, внушить им заранее симпатию к алеутам, юпикам, эскимосам.

Иркутск  в восемнадцатом веке стал местом оснащения морских экспедиций, средоточием их деятельности: путешествия Д. Г. Мессершмидта, Ф. И. Страленберга, Великие Камчатские экспедиции, под командованием В. Беринга, камчатская эпопея Крашенинникова – всё  это поднимало Иркутск среди других сибирских городов, служило определению его социального и исторического характера как культурного центра Восточной Сибири. Здесь же располагались склады и мастерские «Северо-Восточной компании» Шелихова, основанной в 1791 году.

 

 

 

 

В Иркутск гости Шелихова прибыли 16 марта 1794 года.  Спустя восемь недель после весенней распутицы монахи продолжили свою дорогу через Верхоленск, Якутск, Охотск к североамериканскому острову Кадьяк. Там Григорием Шелиховым было основано первое постоянное поселение русских в Америке и расположена главная контора промыслово-торговой компании.

Преподобный Герман родом из крестьян Кадомской провинции Воронежской губернии. Его семья жила недалеко от города Шацка. В Саровский монастырь, а затем по благословению отправился на Валаам. Но Господу было угодно, чтобы отец Герман послужил на другом конце земли – на Аляске, среди народа, который еще не постиг истинной веры. Американская Церковь возникла как результат миссионерских усилий Русской Православной Церкви, и в первую очередь — валаамских монахов.

А Резанов оставался жить в Иркутске, в скромном доме своего отца – председателя гражданской палаты губернского суда. Николай Петрович в ходе инспекции не заметил в деятельности купца первой гильдии Шелихова абсолютно никаких изъянов. Не потому, что их не было. А потому что столичный гость оказался человеком холостым и небогатым, но, составив партию купеческой дочери Анне Григорьевне Шелиховой, мог поправить свое финансовое положение. Поэтому от Резанова Петербург не узнал ни о каких проблемах. В январе 1795-го играли свадьбу, а ровно через полгода хоронили самого богатого тестя Сибири, если не России: Григорий Иванович скончался от «огня в животе». Смерть Шелихова по-разному отразилась на Рязанове и монахе Германе.

 

 

Барельеф на памятнике Г.И. Шелихову.

Памятник установлен на его могиле в ограде Знаменского монастыря города Иркутска

 

 

Резанов помогал вдове в хлопотах о надгробии тестю. Эпитафия на памятнике авторства Гавриилы Романовича Державина – это его идея (несколько лет Резанов служил правителем канцелярии Державина) и тексты на четырех сторонах постамента им продиктованы. Николай Петрович получил в Иркутске состояние (наследство своей жены Анны, дочери Шелихова) и свободу действий, неограниченную уже волею почившего. А через несколько лет в родах умерла юная Анна Григорьевна Резанова (в девичестве Шелихова).

 

 

 

 

 

Николай Петрович Резанов (1764-1807) – уполномоченный корреспондент Российско-Американской компании, обер-прокурор Сената.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Дочь Резанова и Анны Шелиховой Ольга. Через двенадцать дней после ее рождения Анна Григорьевна умерла от родовой горячки.

 

 

 

 

 

 

Резанов по горячим следам Шелихова, пользуясь высокими петербургскими связями, завершил его дело по повышению статуса промысловой  компании – кратко теперь она называлась Русско-Американской, а официально – Подъ Высочайшимъ Его Императорскаго Величества покровительствомъ Россійская Американская компанія. Резанов же и перевел позднее штаб-квартиру РАК из Иркутска в Санкт-Петербург.

А православная миссия в лице Григория Ивановича Шелихова лишилась покровителя и защитника, без которого ее ждали конфликты с одичавшими промысловиками, годы унижений, голод.

Остров Кадьяк. Бухта Трёх Святителей.  Здесь Григорием Шелиховым в 1784 основано первое постоянное русское поселение на Аляске – Гавань Трёх Святителей. В 1794 году православные миссионеры во главе с архимандритом Иосафом (Болотовым) прибыли на остров, и приступили к строительству церкви.

Совесть, честь, Бог – для многих из русских промышленников на Аляске тогда ничего не значили.  Они прибегали на своих суденышках к североамериканским берегам, рискуя всем, находили способ ограбить или заставить работать на себя – добывать морского пушного зверя – местных жителей и спешили вернуться домой.  Обмануть, заманить, убить было делом нередким. Собственно поэтому Григорий Шелихов и организовал постоянное поселение русских на Кадьяке, чтобы прекратить грабительский промысел, такой, о котором рассказал житель Кадьяка Арсений Аминак, вспоминая о посещении острова экипажем судна «Святой Климент» в 1780–1781 годах: «Я был мальчиком девяти или десяти лет, когда первый русский корабль, двухмачтовое судно, прибыл к Алиуклик. Когда мы увидели вдалеке корабль, то подумали, что это гигантский кит. Мы вышли на байдарках, но вскоре увидели, что это не кит, но неизвестное чудовище, невиданное доселе, которое напугало нас и чье зловонье (от дегтя) сделало нас больными.

Русские высадились вместе с лисьевскими алеутами. Последние убеждали наших людей начать торговлю и говорили: „Почему вы боитесь русских? Посмотрите, мы живем с ними, и они не причиняют нам вреда”. Наши люди, очарованные множеством вещей, оставили свое оружие в байдарках и принесли меха к русским. Когда они были полностью поглощены оживленной торговлей, лисьевские алеуты по сигналу русских обрушились на них с оружием, которое до того скрывали, убили 30 человек и захватили меха морских выдр.

Русские зазимовали, но не нашли здесь достаточно продовольствия. Они были вынуждены оставить корабль под охраной нескольких человек, а сами двинулись от острова Аякталик вглубь бухты, которая небольшой речкой была связана с озером. Озеро изобиловало сельдью и пикшей. В озере также были и ядовитые морские ежи. Мы знали об этом, но держали это при себе. Мы никогда не ели их, даже глупцы не касались их. Многие русские умерли, съев морских ежей…»

Но, заметьте, имя кадьякца – Арсений. Значит, был крещен. Возможно, миссионерами первого состава. А путь от беспощадной ненависти к русским до принятия таинства от русского священника он бы не прошел один. Сколько помощи, внимания, любви надо было получить, чтобы, отодвинув тяжелые воспоминания, прийти к крещальной купели!

Первые миссионеры-монахи на Аляске не занимались изучением языков. Это были шесть монахов и два послушника из Валаамского, Коневского монастырей и Александро-Невской лавры. На бытовом уровне они, конечно, помаленьку общались: здравствуй, как тебя зовут. Но для изучения чужого языка необходимо системное образование. Или особый лингвистический дар. Ни того, ни другого у миссионеров не было.  А что у них было вообще в арсенале? Только пример собственной жизни и веры.  

 «По своим религиозным воззрениям алеуты были анимистами-шаманистами. Весь мир, по их представлениям, населен духами. Особое влияние в культе имели: души людей, промысловых животных — души нерпы и трески, духи-хозяева вод, утесов, стихий, враждебных человеку.

Заговоры, рисунки, талисманы имели широкое распространение. Влияние христианства получило свое отражение в фольклоре; рядом с разнообразными мифами о вороне, аглигих и чалькаках, в рассказах о происхождении промысловых животных, приключениях героев воз никли сказания о творце неба (агогех), о нечистой силе (инунаннах) и о помощнике последней (чугугорох)», – цитируем статью алеута с острова Медный Валентина Поликарповича Хабарова (1938 год).

…Что нам сегодня известно о Германе?  Родился в 1751 году в Кадомской провинции Воронежской губернии, семья его жила недалеко от города Шацка. С семнадцати до двадцати восьми лет служил в армии, а потом сразу пошел в Саровский монастырь. С шестнадцати лет вступил на иноческий путь. Около пяти лет был послушником в Троице-Сергиевой пустыни на берегу Финского залива. Позже, желая уединения и безмолвия, удалился на Валаам: монастырь, расположенный на островах Ладожского озера, бывал отрезан от внешнего мира до 8 месяцев в году.

Валаам. Молитва.

После серьезных испытаний молодой подвижник поселился в пустынном уединении. В монастырь приходил по праздникам. У него было послушание петь на клиросе. В Валаамской обители святой Герман принял монашеский постриг. А через пятнадцать лет был благословлен поехать в Северную Америку.

В ведение миссии должна была быть передана школа, которая уже работала на Кадьяке. Шелихов наставлял: «Кои на Кадьяке у вас есть обучающиеся грамоте молодые ребята, препоручить ко обучению грамоте и математическим наукам в руководство священно-архимандриту, ибо из подчиненных ему братии некоторые, имев способности быть учителями, охотно к сему здесь изъявили свое желание, а особливо отец Макарий».

Отец Герман писал игумену Назарию на Валаам: «Почти как необычайные иеромонахи: отец Макарий и отец Иувеналий пылают всегда ревностью и стремятся во все стороны, отец Афанасий дома для нас, чтобы не были без иеромонаха: и правит службу, и крестит приходящих, а если бы не было обиды Американцам от компании, то весьма весело бы было. Хотя у нас хлебом и бедно, а, может быть, и хлеб бы стал родиться, если бы старание приложить – можно сыскать способные места.

Но у нас ныне управитель в компании, Баранов, человек богатый, а к тому же и гордый, весьма роскошный и ни мало о таких вещах не старается, но, не поверите, какое у нас щегольство, подлинно, в Российских городах вряд ли такое сыщется. В нашей гавани, точно как будто какой ни есть Европейский городок. Слили ныне колокольчик пудов в пять и благовестят ко всякой службе, а утро и вечер бьют зори в барабан и играет флейка (флейта).

Служба отправляется в наших покоицах, а церковь небольшая деревянная зачата делать, но еще не кончена. В праздники приходят к службе вояжные и посельщики приехавшие с нами, также управитель, приказчики и штурмана, есть и офицеры.

У нас родится репа, картофель и все огородные овощи, а огурцы не пробованы, также и хлеб, но один вояжный посеял ячмень в одно лето фунт, а взял полтора пуда, а в другое сеял – не было. Морские туманы – и ничего не родилось… Убогий Герман. 22 мая 1795 года».

Монах смиренно принимает все тяготы и нелепости колониальной жизни. Не из его писем мы узнаем, что в первую неделю великого поста русские поселенцы не идут на исповедь, не причащаются, а пьют и развратничают. Что муку монахи делают из картошки, которая мало-мало уродилась, а кроме нее только редька и репа. Что детей в школе, заведенной Шелиховым, осталось пять человек. Что сам он не имеет даже кельи: живет там, где трудится – в пекарне. Герман всегда находил повод для утешения: «Находясь между ведром и ненастьем, меж радостей и скуки, между довольством и недостатком, сытостью и гладом, теплом и холодом, при всех моих печалях, обретаю нечто, веселящее меня, когда слышу разговоры между братиею о проповеди…»

Об одном он только просил в письмах, чтобы подыскали там, в России, архиерея на Аляску. Даже называет своему адресату, игумену Валаамского монастыря Назарию двух монахов, способных нести этот крест, «потому что, мне кажется, они отнюдь не пристрастны к имению, а у нас то весьма нужно, чтобы быть не скупу». И добавляет чуть позже, что архиерею на Аляске «весьма было бы не скучно, по его свойству весьма бы и весело, у нас всегда новости и разговоры».

Но так случилось, что архиереем на очень короткое время стал руководитель миссии Иоасаф (Болотов). Было принято решение учредить Кадьякское викариатство Иркутской епархии и епископскую хиротонию устроить в Иркутске. По правилам это таинство совершают два епископа, но в данном случае по отдаленности территории 10 апреля 1799 года архимандрит Иоасаф принял хиротонию от епископа Иркутского и Нечинского Вениамина. Разумеется, с благословения Синода.

 

 

Епископ Иркутский и Нерчинский Вениамин (в миру Василий Иванович Багрянский). В 1799 году по разрешению Святейшего Синода единолично хиротонисал Иоасафа (Болотова) во епископа Кадьякского, викария Иркутской епархии (он стал архиереем для присоединённых к Иркутской епархии в 1796 году Аляски и Алеутских островов). В честь владыки Вениамина, как награду за хорошую учебу, после окончания духовной семинарии, получил фамилию Вениаминов Иоанн Попов, будущий Святитель Иннокентий, митрополит Московский и Коломенский.

 

 

 

Но Господь не попустил отступления от правил.  Епископ Иоасаф не увидел своей епархии. Судно «Феникс», которым он и его свита добирались до Кадьяка затонуло в неизвестном месте.

…Нового стимула для развития, каким мог стать епископ со своими полномочиями, миссия не получила. Наоборот, ряды ее заметно поубавились. Надолго были оставлены и заботы об открытии американской епархии. Казалось бы, что развития миссионерского дела ждать уже не приходится. 

Через многое пришлось пройти монахам: конфликты с администрацией колонии привели к запрету общаться с алеутами; черноризцы испытывали такое давление, что даже не могли спокойно выходить из своих келий.  Как могла в этих условиях выжить горстка иноков?

Для того, чтобы разобраться в сложившейся ситуации, Святейший Синод отправил в Америку инспектировать деятельность миссии иеромонаха Александро-Невской Лавры Гедеона. Со стороны Русско-Американской компании инспектировать колонии должен был камергер двора Н. П. Резанов. Таким образом нашим героям монаху Герману и чиновнику Резанову предстояло встретиться во второй раз.

С июня 1804 года на Кадьяке начались перемены.  Прибывший на Аляску иеромонах Гедеон возглавил миссию и сразу же решил восстановить школу: компания, к деятельности которой теперь было привлечено особое внимание, нашла на это средства. Набралось шестьдесят учеников на два класса. Краткий катехизис, священная история, чтение, письмо и арифметика – это еще не все предметы, потому что кадьякские алеуты обучались навыкам огородничества: сажали, пололи и собирали овощи. Впрочем, туземцы и без школы помогали монахам выращивать овощи, потому что те кормили их в голодные ненастные дни. Пригодилось ли когда-нибудь им это умение, трудно сказать, потому что пищей алеутов был морской зверь, рыба, дикоросы.

Рыбаки и их байдарки на острове Уналашка, 1896 г.

Для многих алеутов оказалось смертельно опасно покидать Аляску – умирали молодые, здоровые парни. Вероятно, по большей части из-за резкой перемены питания.  Так зачем им грядки? Но такова была воля самого Резанова – превратить охотников и рыболовов в садоводов и огородников. Разумеется, что и сегодня коренные жители Аляски не занимаются выращиванием овощей на приусадебных участках, во-первых, это не принято в Америке, а, во-вторых, традиционные летние занятия – рыболовство. Правда, борщ, настоящий – из свеклы, капусты, картошки, моркови и томатов, приготовленный нашим режиссером во время командировки для съемок фильма «Последний первопроходец», вся кадьякская семинария уплетала за обе щеки. Но это было только угощение. Нашу съемочную группу местные жители угощали крабами, копченым лососем, супом из креветок – своей пищей.

…Интересно сопоставлять письма по одному и тому же поводу двух людей – архимандрита Гедеона и Николая Резанова.

Первый доволен работой миссии: «Когда увидел вожделенные плоды ревностных ваших успехов в ласковом с американцами обращении и в производимыми чрез них земледелии и хозяйственной экономии, тогда неожидаемая таковая случайность наполнила дух сладким спокойствием».

Резанов в отчете директорам РАК: «О духовной миссии скажу вам, что она крестила здесь несколько тысяч, но только, что литературно сказать — крестила. Видя нравы кадьякцев несколько смягченными, не отношу я ни мало к трудам миссии, ни ко времени и собственным способностям их. Монахи наши никогда не шли путем иезуитов в Парагвае, где искали развить понятия диких, не умели входить в обширные виды ни Правительства, ни компании. Они купали американцев и когда по переимчивости их они в полчаса хорошо крест положат, то гордились успехами и, далее способностями их не пользуясь, с торжеством возвращались, думая, что кивнул, мигнул и все дело сделано»…

Не дано было уразуметь Николаю Петровичу и святого подвига иеромонаха Ювеналия, который очень много сделал для утверждения христианской веры на Аляске и погиб от рук язычников недалеко от озера Илиамна. Посочувствовал ли Резанов судьбе ревностно служившего миссионера? Вывод сделайте сами, прочитав фрагмент из того же письма: «…Завелся было на озере Илямне, что названо озером Шелихова, торг с горными народами великие пользы открывавший, монах Ювеналий тотчас улетел туда для проповеди, крестил их насильно, венчал, отнимал девок у одних и отдавал другим. Американцы все буйство его и даже побои долго сносили, но наконец опомнились, что этого урода и избавиться можно и, посоветовавшись между собой, кончили тем, что убили преподобного, да об нем и жалеть бы нечего, но принесли в жертву ожесточению своему и всю артель русских и кадьякцев, не оставя ни одного живого. С тех пор народы сии питают мщение и притом боятся водворения русских, которые хотя мало оплошали, то уже нет пощады, и в прошедшем году опять русских убили».  Торг окончился трагедией, вина не была принята компанией, а свалена на священника, окрестившего перед этим на Аляске тысячи людей, опытного и талантливого миссионера. Умел же Резанов делать инспекцию!

В инструкции-наставлении, которую еще в Санкт-Петербурге получил глава миссии архимандрит Иоасаф, говорилось, что миссионеры должны учить аборигенов основам христианской жизни примером своей праведной жизни. Миссионеры не превращали крещение в формальность. Обратив внимание на распространение среди местного населения многоженства, крестили при условии отказа от всех жен, кроме одной, и обещания соблюдать супружескую верность. Такое требование нелегко давалось туземцам, поскольку количество жен определяло социальный статус среди соплеменников. Такие «мелочи» Резанову не дано было знать и замечать, поэтому он и судил со своей колокольни.

Обязательным условием крещения был отказ от шаманства. Желающий креститься, по правилам Церкви, отрекается от диавола. Миссионеры объясняли, что диавол действует через шаманов. В знак своего отречения абориген должен был плюнуть на землю и дать обещание поклоняться и служить только Иисусу Христу, сознавая, что к шаману он более обращаться не станет.

Иннокентий Вениаминов, который был первым постоянным священником на Алеутских островах, писал, что он, как ни старался, не мог найти у алеутов ритуальных предметов – они сами их уничтожили. То есть люди принимали новую для себя веру очень серьезно.

Иувеналий (Говорухин), Аляскинский (1761 — 1796), иеромонах, миссионер, первомученик американский. Одна из версий обстоятельств смерти о. Иувеналия связывает его кончину с распространением им христианской морали среди юппик-эскимосов. После крещения одного племени о. Иувеналий запретил туземцам иметь по несколько жен и, кроме того, возвращаясь, убедил старейшину отдать ему всех детей для обучения в школе на Кадьяке. Когда о. Иувеналий ушел с детьми, его противники устроили погоню. Они догнали миссионера. Несмотря на то, что отец иеромонах имел при себе оружие, не хотел он ни бежать от них, ни защищаться, но с полным самоотвержением покорился промыслу, прося их только об оказании пощады спутникам своим. Индейцы жестоко избили о. Иувеналия, забрали детей и отправились обратно. Но иеромонах вдруг поднялся и с крестом в руках пошел за удалявшимися мучителями. Увидев это, туземцы стали с еще большей жестокостью бить миссионера. Как только они отошли, он вновь поднялся и последовал за ними. Тогда язычники искрошили его в куски и зарыли. Но на месте погребения столб пламени или дыма, поднявшийся в недосягаемую высоту, свидетельствовал о невинно пролитой крови.

 

А у Резанова вообще на Аляске разгорелся командирский задор. Например, он запретил браки между русскими и местными уроженками, если русские не изъявляли желания остаться в Америке навсегда. Поэтому на Кадьяке в это время было большое количество незаконнорожденных детей.

Русские мужчины и аборигенки снова стали венчаться с лета 1806, когда Н. П. Резанов покинул Америку. О чем думал Николай Петрович, ведь знал же, что на Аляске триста соотечественников и единицы русских женщин? И даже на Камчатке женщин было в тридцать раз меньше, чем мужчин.

Но самая большая беда была в том, что Резанов, один из руководителей Русско-Американской компании, только прибывши на Аляску, увидел, что колонисты голодают, болеют цингой, гибнут.  В Петербурге часто забывали об обеспечении нужд колонии.

При Шелихове русская Аляска не голодала! Григорий Иванович отправлял туда орудия труда, предметы быта, семена, животных для размножения, книги по сельскому хозяйству, в письмах давал наставления, требовал отчета.

Что было делать Резанову на фоне голодающих поселенцев, требовавших ответа, почему компания так запустила дело с обеспечением продовольствием, почему на судах кругосветной экспедиции «Нева» и «Надежда», на одном из которых Николай Петрович и сам прибыл, не были доставлены продукты питания. Наверняка это тоже был просчет Резанова. 

И он, купив два судна «Юнона» и «Авось», кинулся в Калифорнию, надеясь раздобыть пропитание. А там серьезные конкуренты ни за какие деньги не собирались делиться хлебом, мясом, овощами и фруктами; им было бы на руку, если оголодавшие русские покинут североамериканский континент навсегда.  Что делать Николаю Резанову? Только то, что он умеет: легко вскружил голову дочери губернатора и через обещание жениться получил пропитание для Аляски.

В письме министру коммерции России графу Н. П. Румянцеву Резанов так рисует ситуацию: «Ежедневно куртизуя гишпанскую красавицу, приметил я предприимчивый характер ее, честолюбие неограниченное, которое при пятнадцатилетнем возрасте уже только одной ей из всего семейства делало отчизну ее неприятного. Всегда в шутках отзывалась она об ней: «Прекрасная земля, теплый климат. Хлеба и скота много, и больше ничего». Я представлял ей российский посуровее и притом во всем изобильный, она готова была жить в нем, и, наконец, нечувствительно поселил я в ней нетерпеливость услышать от меня что-либо посерьезнее до того, что лишь предложил ей руку, то и получил согласие…» Достаточно цинично. Мне не одному так показалось? Вот так неопрятно Резанов исправлял свои петербуржские просчёты, преступное равнодушное отношение к нуждам колонии.

…Довольный собой Резанов вернулся из Калифорнии на Кадьяк. Из письма Николая Петровича брату: «Патриотизм заставил меня изнурить все силы мои; я плавал по морям, как утка; страдал от голода, холода, в то же время от обиды и еще вдвое от сердечных ран моих… Я увидел, что одна счастливая мысль моя ведет уже целые народы к счастью их… Испытал, что одна строка, мною подписанная, облегчает судьбы их и доставляет мне такое удовольствие, какого никогда я себе воображать не мог. А все это вообще, говорит мне, что и я в мире не безделка, и нечувствительно возродило во мне гордость духа».

Признаться, я несколько раз перечитывал эти строки: не верилось, что человек в здравом уме может о себе такое написать. И в отчетах директорам РАК сквозит все то же крайнее самолюбование. Дескать, он и монахов приструнил, заставил репу сеять, словари русско-алеутские писать. И медали от правительства вручил.  О медалях он, кстати, напоминал в письме на Аляску заранее: везу-везу медали золотые, а кому вручать буду, еще посмотрю. Так что готовьтесь, господа! И сегодня много тщеславных людей можно было бы подцепить на такой крючок. Чтоб несли они подношения и заглядывали в глаза: вот он я, достойный такой медали.

Шелихову точно бы не понравилось одно из резановских предложений по увеличению русского населения в Северной Америке: «Я думаю; что многие, имея в домах своих пьяниц в совершенную тягость, крайне довольны будут, буде компания за каждого из них до ревизии от 25 до 50 рублей оброку погодно платить обяжется, но нужно поставить сие фактом, чтоб помещики никогда не требовали возвращения их. Одна Москва снабдит сей край людьми и все еще половины тунеядцев не лишится». Хорошо, что никто не прислушался к «мыслям» этого государственного деятеля. Во что бы тогда могла превратится Аляска!

В 1818 году капитан второго ранга В. М. Головнин, назначенный ревизором русских колоний в Америке, обнаружит впечатляющий факт: «С 1794 года по 1818 год, то есть в 24 года, духовная миссия не получала от компании не только Библий, Нового Завета, или других церковных книг, но ниже азбук для учения детей чтению, и даже восковых свеч и вина для совершения литургии ей не доставляли». А между тем, в обязательства компании входило содержание и обеспечение миссии. Инспектирующий Резанов, кстати, сделал вид, что этого и не заметил.

Стоило ли так много писать о человеке в общем-то ничего не значащем для нас? Перечитывать его письма? Поверьте, не стал бы я этого делать, если бы не одно обстоятельство: в Красноярске в 2007 году поставили ему памятник. Роскошный монумент в центре города. Жаль, что красноярцы доверились своему впечатлению о Резанове по рок-опере «Юнона и Авось» композитора Алексея Рыбникова, пленились мужеством образа, вылепленного актером Николаем Караченцовым.

Жаль, что и сегодня мы так мало знаем настоящих героев своей страны, и не зная их, возвеличиваем людей случайных, вовсе недостойных такой чести.

Памятник Резанову Николаю Петровичу

Но вернемся на Аляску. Преподобный   Герман стал тяготиться мирским обществом, которое окружало его на Кадьяке, и переселился на небольшой островок Еловый. Одиночество, ежедневный тяжелый труд, обеспечивающий пропитание, и молитва.

Однажды старца пригласили на шлюп «Камчатка» для беседы с экипажем. Небольшого роста, в ветхой одежде, пустынный монах своей мудрою беседою заинтересовал всех. Отец Герман задал им всем один общий вопрос: «Что вы, господа, более всего любите и чего бы каждый из вас желал для своего счастья?»

Кто-то говорил о богатстве, кто-то о чинах, кто-то о красавице-жене… «Не правда ли, — сказал им на это отец Герман, – что  все ваши разнообразные желания можно привести к одному, – что каждый из вас желает того, что, по его понятию, считает он более лучшим и достойным любви?»   «Да, так!» — отвечали все.

«Что же, скажите, — продолжал он, — может быть лучше, выше всего, превосходнее и по преимуществу достойнее любви, как не сам Господь наш Иисус Христос, который нас создал, украсил такими совершенствами, всему дал жизнь, все содержит, питает, все любит, который сам есть любовь, прекраснее всех человеков? Не должно ли же, поэтому, превыше всего любить Бога, более всего желать и искать Его?»

Все заговорили: «Ну, да! Это разумеется! Это само по себе!»

«А любите ли вы Бога?» — спросил тогда старец.

Все отвечали: «Конечно, мы любим Бога. Как не любить Бога?» — «А я, грешный, более сорока лет стараюсь любить Бога и не могу сказать, что совершенно люблю Его», — возразил им отец Герман, и стал доказывать, как должно любить Бога.

«Если мы любим кого, — говорил он, — мы всегда поминаем того, стараемся угодить тому, день и ночь наше сердце занято тем предметом. Так ли же вы, господа, любите Бога? Часто ли обращаетесь к Нему, всегда ли помните Его, всегда ли молитесь Ему и исполняете Его святые заповеди?» — Должны были признаться, что нет! «Для нашего блага, для нашего счастья, — заключил старец, — по крайней мере дадим себе обет, что с сего дня, от сего часа, от сей минуты, мы будем стараться любить Бога уже выше всего и исполнять Его святую волю!».

В октябре 1818 г. новым главным правителем стал молодой морской офицер С. И. Яновский. Преподобный Герман сразу же написал С. И. Яновскому письмо, в котором он писал об Аляске и ее жителях: » Я, нижайший слуга здешних народов и нянька, от лица тех перед вами ставши, кровавыми слезами пишу вам мою просьбу. Будьте нам отец и покровитель, мы, всеконечно, красноречия не знаем, но с немотою младенческим языком говорим: «Отрите слезы беззащитных сирот; прохладите печали, тающие сердца; дайте разуметь, что значит отрада!»

С. И. Яновский писал: «Мне было тридцать лет, когда я встретился с отцом Германом. Надо сказать, что я воспитывался в Морском корпусе, знал многие науки и много читал, но, к сожалению, науку из наук, то есть закон Божий, едва понимал поверхностно, и то теоретически, не применяя к жизни, и был только по названию христианин, а в душе и на деле — вольнодумец, деист.

Тем более я не признавал божественности и святости нашей религии, что перечитал много безбожных сочинений Вольтера и других философов XVIII века. Отец Герман тотчас заметил это и пожелал меня обратить. К великому моему удивлению, он говорил так сильно, умно, доказывал так убедительно, что, мне кажется, никакая ученость и земная мудрость не могли бы устоять против его слов. Ежедневно беседовали мы с ним до полуночи и даже за полночь: о любви Божией, о вечности, о спасении души, христианской жизни. Сладкая речь неумолкаемым потоком лилась из уст его… Такими постоянными беседами и молитвами святого старца Господь совершенно обратил меня на путь истины, и я сделался настоящим христианином. Всем этим я обязан отцу Герману, он мой истинный благодетель».

 ***

Интересно, что мир узнал о них – монахе Германе и командоре Рязанове – почти одновременно.

11 марта 1969 года Архиерейский Собор Русской Православной Греко-Кафолической Церкви в Америке причислил Германа к лику святых. В том же году на Архиерейском Соборе Русской православной церкви заграницей было принято решение о прославлении Германа Аляскинского. Торжество прославления происходило 25-26 июля 1970 года в соборном храме в Сан-Франциско.

«Прославление» Резанова состоялось 9 июня 1981 на сцене Московского театра имени Ленинского комсомола: на премьере рок-оперы композитора Алексея Рыбникова на стихи поэта Андрея Вознесенского (режиссёр Марк Захаров). «Юнона» и «Авось».

 – Для любви не найдена цена, лишь только жизнь одна, жизнь одна, – десятилетиями не надоедали российскому зрителю приторные шлягеры из этого спектакля.  Страсть, подвиг самопожертвования – все это к реальной жизни Резанова не имеет никакого отношения…  

Сегодня желающие поклониться мощам Германа Аляскинского прибывают на Кадьяк, в церковь Святого Воскресения. Всей Америки чудотворец отзывчив и скор на помощь. По его молитвам Господь посылает людям семью, работу, утешение.  Испроси́ всем нам, отче Германе, ду́ха ми́ра и любве́, ду́ха кро́тости и смире́ния, горды́ни отгна́ние, от самопревозноше́ния огражде́ние, боля́щим по́мощь и исцеле́ние, скорбя́щим утеше́ние, а́лчущим пра́вды духо́вныя пи́щу Небе́сную. И любовь твоя к нам перешла через край жизни – ты и сегодня являешь ее тем, кто к тебе обращается – русский, алеут, филиппинец, англичанин. Для любви не найдена цена…

Протоиерей Евгений Старцев,

настоятель Михаило — Архангельской Харлампиевской церкви